И Макаров под конвоем вражеских солдат, едва пере­ставляя ноги — при посадке ему сильно придавило ступни и колено,— зашагал туда, где собирался укрыться — к пе­релеску. Думал, на расстрел ведут. Потом увидел на опушке военную повозку в упряжке тяжелых битюгов. На эту повозку солдаты и бросили пленного. Ездовой взмах­нул кнутом. Лошади фыркнули, тронулись, и повозка по­катилась, поскрипывая, по разбитой дороге. Обидно было Виктору. И зачем только он бросился в сторону перелеска? Стрелок-радист Паша Смородин оказался куда более сооб­разительным. В самый последний момент, выбираясь из кабины, Виктор заметил, кат: он помчался, пригибаясь к земле, в противоположную от этих зарослей сторону и тотчас же где-то исчез: то ли в воронке от бомбы укрылся, то ли провалился в какой-то окоп или траншею. Он пере­хитрил фашистов, ушел от них, прикрываясь дымовой завесой от горевшего самолета. Ах, если бы он, Макаров, бросился за ним! Не пришлось бы ему терпеть такой позор. Теперь он в плену. Так нелепо, не сумев даже оказать сопротивление, попал в лапы врага. Летчик, гвардеец, ком­сомолец — ив плену! Что-то подумают о нем командир эскадрильи Алексей Смирнов, парторг Натан Стратиевский, однополчане?

Пленных собралось немного, Это были в основном бой­цы и младшие командиры наземных войск. Никто из них не пришел сюда добровольно. Ранения и контузии, чрез­вычайные обстоятельства были тому причиной. С ненави­стью смотрели они на своих конвоиров. Пленные ни о чем не говорили. Но Макаров угадывал их мысли но глазам: все они, как и Виктор, думали об одном: как бы вырваться отсюда, вернуться к своим, чтобы продолжить борьбу про­тив врага.

Летчик пытался заговорить с шагавшим рядом с теле­гой танкистом, но немец, щелкнув затвором винтовки, прикрикнул:

— Руих! Тишина! Нихт говорить!

Пришлось замолчать.

Пленные шли но дороге вслед за телегой, а куда — не­известно. Но тем отрывочным фразам, которыми конвоиры перебрасывались, Виктору — он немного знал немецкий — стало ясно: пленные направлялись в лагерь. «Кинут за колючую проволоку, попробуй потом оттуда выпутать­ся!» — с ужасом представил летчик свою участь.

Мысль о побеге не оставляла Макарова ни на минуту. Сильно ныли ноги, особенно распухшее колено. Если бы не эти ушибы… Нет, не сумеет он убежать, укрыться от глаз конвоиров. В хвосте колонны — овчарки. Уж они-то быстро унюхают след. Загрызут до смерти.