Первый бой. Первые раненые. Подбегаю к Дорохину Олегу Сергеевичу. Пере­вязываю его, а сама плачу. Жалко его, вижу, как ему больно, вспоминаю жену, сына, которых я знала. Затем к другому — Николаю Константиновичу Никифорову, тоже хорошо знакомый боец. У него, когда мы стояли под Москвой, умерла жена, и он часто отлучался в город к оставшемуся сиротой ребенку. Словом, всех я знаю, всех мне жалко. Они меня же и утешают. А как нас лю­били солдаты! Приду, бывало, в землянку, втиснусь меж­ду ними и сплю как убитая. За день так намотаешься. Как-то раз просыпаюсь и слышу: «Тише, Зайка спит». Зайкой меня прозвал один пожилой боец. «Скачет,— го­ворит,— от раненого к раненому, как зайка». Так и при­клеилось это имя. Иногда полезешь в карман, а там кусок сахару или конфета, пачка мыла, а то и пудра. Кто по­ложил, поди узнай.

Много лет прошло после войны, но Александра Семе­новна помнит подробности многих боев, особенно бой за деревню Зайцево. То наши выбьют фашистов из дерев­ни, то они наших бойцов вытеснят. Накопилось множест­во раненых. Ночью вслед за передовой цепью пробира­лась в Зайцево и Гвытьева. Перевязывала, отправляла раненых в тыл. А как отправляла? Немцы простреливали всю местность, только в одном месте обрыв и за ним ло­щина, мертвое пространство. Она сажала раненого в ящик от снарядов и, как на салазках, спускала с обрыва, а внизу санитары принимали его и отправляли в тыл.

— На следующий день,— рассказывала Александра Семеновна,— я вернулась в штаб полка. Захожу в зем­лянку, а начальник штаба Зильберштейн удивленно смотрит. Думаю: чего это он разглядывает? Вид у меня, правда, был ужасный: шинель в крови, иссечена пулями и осколками… А он как закричит:

— Шурка! Жива! — И еще громче: — Вернуть по­сыльного!

Стою, хлопаю глазами, ничего не понимаю. Когда я была в Зайцеве, неподалеку от меня разорвалась бомба, Я упала и меня присыпало землей. Все это видели два бойца. Вернувшись в полк, они рассказали, что своими глазами видели, как я погибла, и командование полка ходатайствовало о посмертном награждении. Вот почему Зильберштейн и кричал: «Вернуть посыльного!» Тот нес в штаб дивизии наградной лист. Вернуть его уже не успели, дозвониться до штаба дивизии в той боевой об­становке не удалось. Так я была «посмертно» награжде­на медалью «За отвагу».